Летописи Разлома:
Алмазный Меч, Деревянный Меч (фрагмент)

Предисловие.

Магические Ордена Империи:
Красный Арк,
Синий Солей,
Зелёный Флавиз,
Оранжевый Гарам,
Голубой Лив,
Жёлтый Угус,
Фиолетовый Кутул,
Не имеющий цвета Нерг.

Чародеи, колдуны, ведуны, ворожеи, волшебницы и прочий люд, кичащийся магией, обожает выделиться из толпы. Чтобы - сразу, чтобы - издалека, чтобы разговоры смолкали, шапки - ломались, а спины - гнулись.
Те маги, что помоложе, обожали чёрное и серебряное - кожа, накладки, шипы, цепочки, браслеты; женщины не уступали. Эти, правда разделились на две крайности - стриженные, с мечами, одеждой и ухватками неотличимые от мужчин; или же, напротив, волна роскошных волос до пояса (укреплённых и удлинённых чародейством), ворох юбок, кружева, глубокие декольте, кареты, ливрейные лакеи и тому подобное.
Старшее поколение все как одно облачилось в плащи. Далеко не самая удобная одежда - и распахивает, и задувает, и рукам мешается - однако ж вот носят. По всем краям, от внутренних морей до Окраинного Океана прогремел строгий указ - простонародью-де, как, впрочем, и благородным сословиям, ныне, присно и вовек веков воспрещается носить одноцветные плащи, они отныне - только для старших орденских магов, начиная с третьей ступени посвящения. Всем же прочим - дву-, трёхцветье и так далее. С той поры и повелось - чем выше человек, тем меньше цветов на его плаще. Накидки в два цвета носили короли, в три - принцы, герцоги, графы, бароны и прочее высшее дворянство; ну, а дальше начиналась уже вольная чрезполосица.
Через восточные ворота славного города Хвалина на заре, едва только распахнулись тяжёлые створки, въехал одинокий всадник. Молодое надменное лицо, обрамлённое тонкой, искусно подбритой темной бородкой. Глубоко посаженные глаза. В чёрной кожаной куртке, плечи, обшлага, грудь - всё в шипастых серебрянных накладках. Несмотря на холодный осенний день, грудь всадника была распахнута - так, чтобы все видели тяжёлую цепь девственной красной меди с висящим на ней гербом Ордена Арк - три языка пламени, сработанные из чистого авальонна, Огненного Камня.
Перед раболепно склонившимсися стражниками в осеннюю грязь упала мелкая серебрянная же монетка - стоимостью раза эдак в два больше, чем въездная пошлина. Урядник торопливо подобрал, бормоча слова благодарности - однако ж, когда конь со всадником скрылись за изломом улицы - швырнул монету в пошлинную копилку так, словно жгла она ему руки.
- Неча глазеть!- обрушился он на остальных. - Нехай магистрат давится колдовской этой серебряшкой. Тьфу, пропасть! Нам, воинам - под ноги, в грязь швырнул, точно голи кабацкой или человеку трактирному! Думал, раз больше пошлины заплатил и сдачи не востребовал, так мы его коню всю ж... вылижем? Нет уж, дудки! Сами на пиво скинемся!...
Урядник был уже в годах, вдобавок обременён большой семьёй - однако в своё время он сражался и против лесных бестий-Дану, когда, уже много после Великой Войны пакостное это племя безжалостно добивали по всем просторам Империи, дрался с пиратами на Берегу Черепов, подавлял баронские мятежи в Смутное Пятилетие, и помнил, что такое похвала Императора, что такое Его рука на твоём плече, на дрянной окровавленной кольчужке (и не подгибаются пальцы Повелителя, не брезгает он!); помнил, а оттого сейчас и вскипел.
- Ну да, тебе Император какую ни есть, а пенчию платит,- проворчал один из стражников, тощий и рыжий. Алебарду он держал, точно докучную палку.- Тебе деньга не надобна - так другим бы сгодилась...
- Дурак!- урядник тотчас врезал стражнику по уху - не в полную силу, а так, для порядка.- Будешь, как крыса помоечная, из рук чародеев медяки хватать - сам в крысу превратишься! Подачки только псы оголодавшие ловят, да и то не все!.. Вот когда купец нам с подходом да уважением поднесёт поверх положенного - тогда и пива выпьем.

Примерно в то же самое время, только через южные ворота, в Хвалин въехал ещё один всадник. Тоже молодой и стройный. Вот только лицо его, загорелое и обветренное, обрамнное длинными пепельными волосами отнюдь не выглядело надменным, а суконная куртка с длинным ворсом, по которому не проникая внутрь, отлично стекает любой дождь, разительно не походила на чёрно-серебрянное одеяние молодого чародея. Оружия при этом путнике было совсем немудрящее - недлинный клинок в простых ножнах, какие только и дозволено носить в поездках чёрным сословиям.
Всадник соскочил с коня, не чинясь, распахнул перед стражниками куртку, показывая, что разрешённого по закону ремесленным гильдиям к домашнему хранению меча он при себе не имеет. Не было при нём и никаких особо заметных амулетов или оберегов - ничем не примечательная дешёвка, обычно носимая простонародьем.
- Как ночь прошла, служивые? Худо на лавках заместо жён, поди?- ловкие пальцы уже развязывали потёртый кошель, отсчитывая медяки.- А это вам, дабы глотка возвеселилась,- он прибавил поверх пошлины, не много и не мало, а в самый раз, сколько всегда давали "на удачу" мастеровые.
Десятскому этот ранний гость понравился. Однако, стоило тому скрыться, как стражник поймал себя на том, что совершенно не помнит лица проезжего. Совершенно незапоминающееся, стёртое, точно старая монета, оно выглядело настолько обычным, лишённым всяких особых примет, что удержать его в памяти было совершенно невозможно. Не запоминался и говор - не столичный и не окраинный, не прибрежный и горный, а так, всего понемножку. Наверное, подручный крупного торговца, или ремесленного мастера... или молодой купец, или... или... ранний гость мог оказаться кем угодно. Такого народа в последнее время по Империи развелось немало, и шастали они всё время туда-сюда, вводя в смущение бывалых воротных стражей, умевших с первого взгляда распознать и род занятий явившегося, и его родину и мало что не имя.
Забивать себе голову утренним гостем десятский урядник, конечно же, не стал. Весело подбросил медяки на ладони, подозвал кордегардного мальчишку и отправил его в утренний трактир за пивом и закуской для всей дежурной смены.

Осенью город просыпается медленно и неохотно. Дел невпроворот, время горячее, всё надо успеть, пока не ударили холода и ледяные ливни поздней осени (кричали уже, кричали по улицам нарочные Чародейной Лиги, что тучи идут через Суболичью Пустошь от Острага) - а такая тоска вставать серым скучным утром! Когда все думки твои - как бы выжить; как бы осень протянуть да зиму пережить. А следующим летом - всё то же самое: готовиться к новым холодам. Эх, было время, когда полки Империи весело шли по заморским странам, когда седоусые ветераны возвращались по домам с пожалованиями и наградами от Императора, поднимали выслуженые земельные наделы, то-то было весёлое время! И зимы стояли совсем другие, и никто не боялся осенних ливней... Как давно... Всё изменилось. И - все привыкли. Не спрашивали даже с чародеев, что когда-то громогласно клялись извести страшные осенние дожди раз и навсегда.
Хвалин, северный узел торговых путей, державший в кулаке всю милостливо дарованную гномам, кобольдам, гоблинам и оркам торговлю, не ударил бы лицом в грязь и перед нарядными городами коренного имперского юга. Здесь было на что посмотреть. Было что показать.
Наступил вечер.
Молодой чародей ордена Арк спешился возле лучшей таверны города. "Имперский Лев" - по названью судя, её почти наверняка основал кто-то из ветеранов. Не глядя, швырнул поводья подскочивши слугам. Не протянув руки, распахнул дверь. Вошёл внутрь.
Нельзя сказать, что при одном его появлении на таверну бы пало гробовое молчание - но народ поутих, что верно, то верно. С поклонами и приветствиями поспешил содержатель заведения.
- Ужин и постель,- на миг разомкнулись бледные губы.
- Какого вина прикажете?- ещё ниже склонялся хозяин. Спину он гнуть не слишком умел, этот старый, бывалый воин, крепкий и кряжистый. Шириной плеч он поспорил бы с гномом.
- Не вина. Воды,- тонкий рот волшебника презрительно дрогнул.
Молодые адепты ордена Арк никогда не употребляли хмельного.
Не снимая крест-накрест закреплённых за спиной коротких мечей, маг опустился на услужливо пододвинутый стул. Опустился - и замер, застыл, точно каменное изваяние. Казалось, на всём свете остался только он сам да ещё небольшой кусок стола перед ним, где одно за другим возникали лучшие кушанья.
Мало-помалу народ оправился. Вновь зашелестели прервавшиеся разговоры, в чашах и кружках вновь вспенилось пиво, оробевшие было служанки высунули из-за занавесей смазливые мордашки; таверна мало- помалу оживала, хотя веселье в ней шло куда менее бурное, чем до появления мага в чёрном.
Среди посетителей таверны оказался и проехавший утром через южные ворота весёлый парень с пепельными волосами. Взгляд его, скользнувший по надменному волшебнику, выражал то же, что и у остальных гостей - невольный страх и откровенную зависть. И только самый лучшей из имперских трагиков, несравненный Тит Оливий, да и то вряд ли, сумел бы заподозрить в этих страхе и зависти нечто наигранное. Правда, наигранное очень хорошо. Пепельноволосый сидел над большой глиняной миской плова, запивая его дешёвым пивом; он хохотал плоским и сальным шуткам соседей, сам отмачивал такие же, щипал старательно повизгивавших служанок и вообще ничем не выделялся из толпы. В ней он был неуязвим, слит с нею, растворён, совершенно неразличим. Любой взгляд скользил по нему, точно крюк по воде - зацепиться не за что.
Сегодняшнее задание оказалось слишком лёгким. Следить за надутым, чванливым болваном, до ушей напичканном заковыристыми заклятьями и оттого презирающим весь остальной мир, было не работой, а одной сплошной насмешкой. Ишь, расселся. Адепт ордена Арк. Что, что ты хочешь доказать и кому, глупый? Колдунов боятся и ненавидят - ты ничего не знаешь об этом? Когда исчезли дану, ушли ещё глубже под землю обречённые на медленное вымирание гномы, отгородились непроницаемыми завесами холодные гордецы- Эльфы, оказались оттеснёнными в бесплодную тудру гоблины, орки, тролли и прочая Нелюдь, вместо них стали ненавидеть колдунов. Это ведь так естественно. Людям просто необходимо кого-то ненавидеть. Не станет колдунов - примутся за рыжих, или там горбоносых, или южан, или веснушчатых. Такова уж природа и против неё не попрёшь. Ну, а раз так, умный человек всегда будет держать себя так, чтобы ни в коем случае не оказаться среди тех, против кого обернулась судьба. Совесть? Тут кто-то вспомнил про совесть?.. Скажите это крестьянкам, которые рожают детей на продажу, чтобы хоть как-то прокормить остальных.
Молодой парень с незапоминающимся, стёртым лицом, в поношенной куртке и добротных, но отнюдь не новых сапогах сидел на лавке среди десятков таких же, как он. Так же как они, он пил, ел, сквернословил, богохульствовал, не забывая потребовать себе и, в свою очередь, ближайшим соседям небольшую пузатую бутылочку местного кислого вина.
С адептом ордена Арк он, кстати, сходился в одном - оба ненавидели хмельное.
Да, он хохотал, перешучивался со служаночками, что-то отвечал на полупьяную болтовню соседей - но при этом чуткие его уши слышали всё, что говорилось даже в самом дальнем углу заведения, даже приглушённым полушёпотом - хотя какие там тайные разговоры, когда угрюмой чёрной тумбой рядом высится волшебник из Арка?

В это самое время настал черёд распахнуться и западным воротам Хвалина. Распахнуться для того, чтобы впустить внутрь длинный торговый караван гномов.
Нескончаемая вереница тяжело нагруженных пони уныло трусила по широкой, наезженной дороге (Особый декрет Императора воспрещал подземному племени пользоваться повозками). По обочинам шагали погонщики, грузчики, приказчики и прочие, кому и должно сопровождать караван. Каждый гном - низкорослый, коренастый, бородатый - носил на шее грубую деревянную бирку рамером с доброе полено (Особый декрет Императора воспрещал хождение гномов без оных. Бирка означала уплата солидной пошлины за проход в земли Людей). Безоружные, гномы угрюмо месили пудовыми башмаками осеннюю грязь; караван тащился, словно похоронная процессия.
Охрану его составляло три десятка городовых орков, из того немногого числа, которым зрешено было остаться в имперских пределах, когда стало ясно, что охранять караваны гномов, как ни крути, а всё-таки надо. Для немногих счастливчиков было сделано исключение. Правда, все они тоже носили бирки и платили тяжёлый налог, однако это было лучше медленного умирания в бесплодной тундре.
Из оружия оркам оставили лишь дубины. Всё стальное было строго- настрого запрещено. Предполагалось, что от серьёзной опасности торговцев уберегут посты магических Орденов, а отбиться от разбойников можно и палицами.
Процессия остановилась перед воротами и старшина орков, здоровенный, ражий детина, плосколицый, широкоглазый, с подпиленными клыками (ещё одно унижения, которое пришлось вытерпеть ради заветной службы) шагнул к достопочтенному начальнику каравана Сидри сыну Стурле из колена Дромаронгов.
- Пришли-пришли. - Орк протянул широченную раскрытую ладонь.- Давай-давай, плати-плати. Как договорено.
- Не обижу, Тилли,- обиженно прогудел дородный гном, с достоинством оглаживая броду, тщательно заправленную за широкий пояс (эх, где они теперь, знаменитые на весь свет украшенные самоцветами царские пояса гномов? В сокровищнице Императора, отданные как часть выкупа...)- Иль впервой ходим?
- Нет-нет. Но - как знать, тудыть-растудыть?- орк жизнерадостно осклабился.
- Тудыть... Самого бы тебя в эту тудыть...- ворчал Сидри, отсчитывая положенное. Над каждой монетой он испускал глубокий, полный искреннего отчаяния вздох.
- Ладно-ладно. Скупись-не скупись, - подбодрил гнома Тилли.
Орк и гном говорили между собой на общеимперском; в старину эти два народа не раз сходились между собой в жестоких стычках, и лишь понесённое и теми и другими поражение от Людей заставило их если и не забыть старые обиды, то, по крайней мере, терпимее относиться к самому существования иных рас. Правда, языки друг друга они учить по-прежнему не желали, пользуясь самым распространённым и простым диалектом, широко разошедшемуся по всей Империи, от внутренних морей до Окраинного Океана.
- Эхе-хе... Ну и времена настали распроклятые...- продолжал тем временем вздыхать Сидри. На глаза ему то и дело попадалсь надпись на воротах, крупными кривыми рунами, да вдобавок ещё и с ошибками: "Входт ельфам, данам, оркам и гнумам толко с биркай!"
Начертанная мелом, надпись изрядно устарела. Уже много десятилей Дану не посещали Хвалин по собственной воле, пусть даже и с бирками инородцев, а лишь в качестве рабов, чтобы быть проданными на пыльной площади невольничьего рынка. Однако устав есть устав, и неграмотные стражники каждый день, согласно циркуляру, старательно подновляли надпись, сверяясь с замусоленным оригиналом. Изменить её никто не озаботился.
Тилли вовремя толкнул разворчавшегося гнома в бок. Ворота раскрылись. Сопя, появился толстый начальник таможни. Стражники приступили к досмотру.
Ничего особенного в самой процедуре не было. Караван гномов - это тебе не южные купцы, чей приход возвеселяет сердца доблестной стражи. Это южане везут тонкие вина и фрукты, ткани и украшения, благовония и ковры - гномы-шномы же тащат железные крицы, тонкий, ювелирный уголь для тиглей, заготовки лемехов, дверных петель, борон, скобы, гвозди, необработанные камни для поделок - словом, не поживишься.
Начальник западной хвалинской таможни откровенно скучал. Свою взятку он уже получил - а больше придраться всё равно не к чему. Сидри он знал не один год - и знал, что осторожный, трусоватый гном никогда не ввяжется ни во что сомнительное.
...- А это ещё кто такие?- рыкнул он на унылого Сидри.
- Кто, кто?!- всполошился несчастный гном.- Ах. эти... Эти, изволите ли видеть... внесены в список каравана... пристали в пути...
Речь шла о двух высоких, стройных фигурах, что застыли возле самого конца растянувшейся цепочки лошадок.
- Внесены в список? Ну-ка, ну-ка... Подойдите сюда, откиньте капюшоны! Руки назад!
На подмогу таможенникам выдвинулась дюжина наёмников- арбалетчиков.
Сидри стонал, обхватив говору руками. Остальные гномы мрачно топлались рядом со своим предводителем; у них не было никакого оружия, даже самый недлинный кинжал был увязан в тюки и опечатан имперским сотником при пересечении караваном границы людских владений.
- Внесены в списки каравана...- со зловещей ухмылкой повторил таможенник.- Счас мы на вас поглядим...
Двое. Мужчина и женщина, очень молодые, с чистой, розовой кожей, какую уже и не встретишь в загаженных людских поселениях. Оба высокие, он - в полных шесть футов, она - примерно пять с половиной. У обоих волосы густого золотого отлива, чеканные, твёрдые скулы, большие тёмно-зелёные глаза, со странное поднятыми внешними уголками, тонкие рты, твёрдые подбородки с крошечными ямочками.
С первого взгляда было ясно, что они - не люди. Правда, не были они и упомянутыми в воротной надписи "ельфами", или, того хуже, богомерзкими дану. Скорее всего - племя Вольных, странного народа, чуть ли не древнее самих эльфов и Дану. Они испокон веку жили в своих дальних владениях на берегу Окраинного Океана, не вмешиваясь в дела остальных рас. Когда Империя сломила сопротивление эльфов, гномов и Дану, во время Первой Северной Войны, Вольные отчего-то остались в стороне, отвергнув предложения о союзе и от тех и от других.
И в дальнейшем, когда имперские латники добивали дерзнувшие поднять мятеж гномьи царства, когда имперские егеря точно на зверей, охотились на Дану, когда жгли на кострах последних "диких" орков, гоблинов и прочих - Вольные оставались безучастны. И это при том, что они считались лучшими бойцами мира. Правда, имелась и у них своя слабость - лук, арбалет и пращу они презирали, считая оружием трусов.
Император не забыл выгодного для него нейтралитета Вольных. Желая усугубить раскол среди нечеловеческих рас, он издал указ - всякий желающий из племени Вольных мог в любое время принять подданство Империи. Обещаны были всяческие льготы и привилегии. Правда, долгие годы действия этого указа им воспользовались считанные единицы Вольных. Занятые собой и непонятной войной незнамо с кем.
"Кан-Торог, благородный капитан Вольной Стражи, с сестрой Кан- Молой", гласила строка в списке каравана. Таможенник узнал неровный почерк Сидри.
- Вольные?- удивился чиновник.- Каким ветром занесло вас в Империю?
- Мы решили принять имперское подданство,- низким хриплым голосом ответил капитан. Его сестра промолчала.
- Вот как? Ну что ж... тогда другое дело. Хотя... не слишком ли ты молод для такого чина, капитан?- проницательно заметил начальник таможни. Кан-Торог пожал плечами.
- Судьба поставила меня во главе трёх сотен конников во время сражения. После него Круг Капитанов принял меня в свои ряды. Не мне обсуждать высокие решения старших.
- Бумаги!- потребовал бдительный таможенник.
Бумаги оказались в порядке. В порядке оказалось и оружие - тщательно упакованное, перевязанное и опечатанное.
- И вы что, решили поселиться в нашем городе?- возвращая кожаный пакет с документами, полюбопытствовал начальник таможни.
- Мы ещё не знаем,- пожал плечами Кан-Торог, - всё возможно. Согласно указу Его Величества, мы хотели бы получить у имперского наместника в Хвалине бумагу, подтверждающую наше имперское подданство.
- Бог в помощь,- покровительственно проговорил таможенник.- Тогда последняя формальность. Снимите плащи, я должен убедиться, что у вас нет длинномерного оружия, запрещённого имперским законом...
Вольные молча подчинились. Под плащами - кожаные куртки, знаменитые чешуйчатые крхаппы, из шкур громадных ящериц, настоящих ящеров, обитавших на западном побережье. Говорили, что такую куртку не пробить обычной стрелой.
...Однако даже бдительный таможенник не заметил - да и заметить не мог - что после всех хлопот с караваном гном Сидри и двое Вольных отделились от остальных, все вместе войдя в гостиницу.

Чародей из ордена Арк. Юноша, отправленный следить за ним. Гном Сидри. Вольные, брат и сестра, точнее, прикидывающиеся братом и сестрой. Что привело вас всех в Хвалин, в один и тот же ден, таких разных?
Я давно уже не покидаю своей кельи. Настоятель храма Хладного Пламени, в чьих подземельях я обосновался, считает себя обязанным посылать мне хлеб, овощи и вино, снабжать углём на зиму. Наверное, для него я - нечто вроде движимого храмового имущества, вроде кота, ответственного за истребление крыс, в великом множестве расплодившихся в Хвалине.
Да, я не покидаю своей кельи. Наместник Хвалина думает, что я делаю это из страха перед ним. Колдуны Орденов - всех семи, без исключения - приписывают эту заслугу себе, однако те из них, в чьих головах содержится хоть немного мозгов, вздрагивают и осеняют себя охранительными знаками, едва заслышав моё имя. Хвалинсикй епископ несколько раз просился побеседовать со мной, но я отказался. Мне не о чем говорить со слугами Несуществующего.
Однако даже я страшусь произнести имя Того, кто заточил меня здесь. Правда, убить меня Он не мог. Даже Он. И это утешает.
При мне осталось моё искусство... хотя кто знает, может, мне было бы и легче, не знай я всего творящегося там, на поверхности. Но я знаю.
Мои жилы все испещрены крошечными бугорками запекшейся крови. Я рисую пента- гекса- и октограммы, призвывая Силы Света и Тьмы явиться ко мне. Духи ветров, духи озёр и рек, духи океанов; мрачные создания, ещё не получившие имён в официальной демонологии - они возникли, когда города Империи стали достаточно жестокими, чтобы людские горе и муки вызвали к жизни из камня мостовых и домов этих существ. Духи дорог. И ещё многие.
Говорю я и с домовыми всех видов и разновидностей. Высокие Маги Орденов глупы, пренебрегая этими чрезвычайно полезными созданиями. Я знаю всё, что делается в Хвалине, в его окрестностях, на ведущих к нему трактах...
Стоит унылая осенняя ночь. Начерченная моей кровью гексаграмма медленно угасала. Ниобий, "чертёнок", как назвали бы его необразованный местные, а на самом деле - маленький земной дух, торопливо запихивал в неожиданно широко распахнувшуюся пасть лакомство, состав коего я не сообщаю здесь, дабы не нарушать пищеварение достойных слушателей.
- Ты смотри, ты уж следующий раз меня-то призови,- закончив, он почти умоляюще воззрился на меня, просительно складывая поросшие чёрной шёрсткой лапки. - Призови, а? Меня, а не...
- Если ты мне понадобишься - призову,- пообещал я. Чертёнок уныло покивал, с досадой поскрёб затылок за правым рогом.
- Да-а, ты всегда только обещаешь,- обиженно протянул он, со вздохом косясь на тускнеющий контур охранной линии. Как только гексаграмма погаснет, ему придётся возвращаться к себе, в унылое, безрадостное царство земляных духов, где ни света, ни движения, ни смеха... Не попусти нас Творец до такого жалкого существования.
Тем не менее своё сегодняшнее угощение он заслужил. Пожалуй, и в самом деле можно будет вызвать его просто так, в награду. Пусть порадуется. Потом будет ещё служить ещё лучше - и не только из страха перед Властными, причиняющими невыносимую боль и муку заклятиями.
Всё, что нужно, я знал. Протянувшиеся из разных концов Империи, нити связывались в единый тугой узел - связывались здесь, в Хвалине.
Правда, чувствовал я и некую неполноту этого узла, словно в нём не хватало ещё каких-то петель. Хорошо было бы заглянуть на восточную дорогу, однако надвигавшийся от Острага Смертный ливень напрочь глушил все заклятия, направляемые в ту сторону. Духи тоже спешили убраться подальше из тех мест; так что, пока не минует туча, сделать ничего нельзя.
Мне оставалось лишь ждать, чем кончатся события здесь, в Хвалине, хотя я почти не сомневался, что ничем. Целей всех явившихся сюда с непраздным сердцем путников не было в городе; все, и чародей из Арка, и посланный по его следу соглядатай, и Вольные, в которых я чуял какую-то мрачную тайну, и гном Сидри - для всех них Хвалин был лишь промежуточным этапом, откуда они должны были следовать дальше.
Кроме чародея Ордена Арк. Я уловил его тревогу и беспокойство, тщательно замаскированные привычной бронёй ледяного спокойствия и презрения ко всем остальным. Он чего-то ждал здесь, в Хвалине - с тем, чтобы потом двинуться по своему пути дальше.
Гексаграмма погасла окончательно. Свеча горела еле-еле, с трудом освещая крошечный стол с раскрытой книгой. Я положил руку на чистые страницы и начал диктовать...

В этот день Император отходил ко сну не в духе. И было отчего! Ведавшие доставкой новостей маги только что, с поклонами и извинениями, вручили Его Солнцеподобному Величеству спешный пакет, наглухо запечатанный гербом Ордена Лив.
Тонкие, изящные пальцы (за изяществом почти всегда кроется сила) нетерпеливо сорвали голубой Печатный Камень. Карие глаза впились во вспыхнувшие голубым же - цвета Ордена - огнём строчки.
Восточная армия слала панические депеши о том, что гвардейский корпус герцога Пациваля, вследствии непомерной гордыни его командира, оторвался от главных сил, заблудился в джунглях, после чего оказался прижат к непроходимым болотам и поголовно уничтожен. Восемь тысяч латников отборной имперской пехоты полегли в зловонных трясинах. Ничего не смогли сделать и приданные корпусу маги Синего ордена Солей, (между строчек угадывался ядовитый намёк, что, мол, адепты Ордена Лив никогда не дали бы свершиться подобному); единственное, в чём преуспели волшебники - это отправить в безопасное место его светлость герцога вместе с походными наложницами, псарями, лучшей охотничьей сворой, соколами и корпусной казной. Как свидетельство особой доблести герцога приводился тот факт, что он, герцог, всежертвеннейше отказался взять с собой одну из наложниц, захватив вместо этого знамя корпуса.
Холёные пальцы Императора медленно, точно лаская, расправили пергамент. Кольцо с чёрным камнем на среднем пальце правой руки чуть заметно осветилось - мягким жемчужным светом. Лист донесения сам собой свернулся в трубку и, воспарив, понёсся по воздуху к невидимым отсюда полкам, где в строгом порядке хранился весь имперский архив.
Император работал в колоссальной подземной библиотеке, где ряды полок тянулись чуть ли не на лигу; обширный стол повелителя стоял возле самого входа.
Человек, повелевавший мириадами своих подданых на всех берегах вокруг Ожерелья Внутренних Морей, рывком поднялся из кресла. Резким, раздражённым движением погасил светильник. Умирающее пламя (самое обычное, отнюдь не магическое) вырвало из тьмы строгое молодое лицо с чеканным, в точности как на новых монетах, профилем. Кудрявые волосы ниспадали до плеч. Карие глаза смотрели прямо и вдумчиво.
Императору только-только исполнилось двадцать три года. И правил он всего лишь семь дней.
Пятьдесят три недели тому назад его отец, прежний Император, ушёл из жизни. Год после его смерти наследнику носил глубокий траур, не открывая лица, не вкушая ничего, кроме самой простой и грубой пищи, проводя всё время в молитвах и воинских упражнениях, ибо первые способствуют очищению души, вторые же - совершенствованию тела. У него отняли имя, отныне и до самой смерти он становился лишь Императором, живым богом на земле, правителем самого мощного государства в пределах известной ойкумены. Имя, которым его нарекли при рождении, вспомнят лишь когда наступит его час уходить вслед за царственными предками и давать отчёт перед их строгим и неподкупным судом.
Целый год страной правил Имперский Совет из наиболее приближённых к покойному Императору персон. Гранды Империи, опора трона, должны были не дать свершиться необратимой ломке, обеспечить плавный переход власти от одного Императора к другому. Молодой правитель (с закрытым лицом, но открытым слухом) обязан был присутствовать на всех заседаниях, дабы напитаться мудростью верных сподвижников отца. Что бы ни решили члены Имперского Совета, они пользовались полной неприкосновенностью. Новый Император не мог казнить или сместить их. Мог лишь удалить от себя - да и то не ранее, чем через десять лет после начала собственного правления.
Он встал, шагнул к замаскированной двери. Плащ двух имперских цветов - красного и золотого - волочился за ним по полу.
Проклятая война. Переправиться через Восходный Океан - зачем? Класть сотню за сотней, тысячу за тысячей - а тамошние обитатели отнюдь не стремятся к правильному бою. Бегут в леса, в непроходимые джунгли, оставляя земли без данников. Кому нужны ткие владения? Но старому дворянству, всем этим пэрам и герцогам времён Первого Исхода война нужна как воздух - иной жизни они себе и не мыслят. Вдобавок лично им война почти ничем не угрожает. Маги персональной свиты всегда готовы перенести сюзерена в безопасное место...
Молодой Император стремительно шёл по роскошным, мрачным коридорам своего замка, возвышавшегося над столицей подобно чёрному ворону над добычей. Стража, особо отобранные воины, охранявшие каждую дверь приветствовали его отдание чести - правый кулак в латной рукавице ударял о панцирь слева, там, где сердце. Правитель отвечал - по уставу - коротким кивком. Да, он - владыка всего этого, владыка жизней и душ своих воинов, но командир всегда обязан ответить на приветствие младшего по чину. Этим стояла и стоит имперская армия.
Стояла... Император позволил себе досадливо тряхнуть головой. Лучшие, отборные тысячи полегли там, за океаном; полегли сверхсрочники, ветераны, прошедшие всё и вся, без которых войско развалится в несколько дней. Объявляй теперь новый набор...
Да, в желающих недостатка не будет. Империя щедро платила тем, кто проливал за неё кровь. Каждому выслужившему полагалась пенсия. Пенсия и кусок земли, которую он волен был продать или же вести на ней хозяйство.
Но... но это будет уже не то войско. Пока ещё новобранцы, даже умеющие держать щит и меч, станут настоящими воинами!..
А всё эти бароны да герцоги. Голубая кровь, за которыми - сила магических Орденов. Со времён основателя, величайшего волшебника, который когда-либо ходил по земле, Комнинуса Стразы, стоят во владениях Империи Семь магических Орденов, по числу цветов радуги (что за нелепый обычай? И как поймёшь, чем Голубой Лив отличается от Синего Солей? Красный Арк от Оранжевого Гарам?..), семь Башен в разных концах континента, (и пятая часть всех доходов Империи идёт в их казну! Над каждым золотым плачешь!), семь Опор Трона, сдерживающими Нелюдь, что вынашивает кровожадные мечты о мести, хочет затопить Империю кровью, вновь вернуть себе то, что Творец даровал своему Избранному Народу!.. И якобы только голубая дворянская кровь делает человека способным к обучению колдовству...
Император криво усмехнулся (опять же, когда не видела стража). Маги... проклятие его владений...
В детстве ему часто доставляли пленных Дану - когда егерям удавалось накрыть их очередное убежище. Его, мальчишку, выводили на посыпанный песком двор ристалищ. В руки давали тупой короткий меч, слишком ещё тяжёлый для его рук. В окружющих ристалище ложах появлялись маги всех семи орденов, наставники юного принца.
...А потом распахивались двери в дальней стене и на арену выгоняли детей-Дану.
- Атакуй, принц! Ты должен увидеть, как льётся их кровь!...
...Император пинком ноги распахнул дверь опочивальни.
- Все вон!- зарычал он на камердинеров. Евнух-распорядитель имперских наложниц замешкался было, тотчас заработав ожог на лбу - правитель подбавил в свой и без того горящий взгляд немного истинного огня. После этого всю челядь как ветром сдуло.
Усилием воли приказав задвинуться тяжёлому железному засову, механически шепча слова нужных оберегов, Император расстегнул застёжки панциря. Правитель не имеет права расставаться с бронёй, когда он бодрствует. А уж перевязь с наследным кинжалом, на котором - руны, нанесённые главами всех Семи Орденов, он не мог снимать даже в бане.
Кое-как содрав одежду, Император ничком рухнул на широченную постель. Отец, да будут справедливы к нему Подземные Боги, любил привести сюда целую дюжину наложниц - желательно не старше пятнадцати. Новому Императору эти забавы претили.

"...О Всемогущий, зачем ты караешь меня этими воспоминаниями? Почему они возвращаются ко мне снова и снова? Почему я вновь и вновь вижу тот день, - мне восемь лет, и депутация третьего сословия из Хвалинского Края преподнесла мне щенка волкодава - смешного, лобастого, с толстыми лапами... Я взял его на руки, поцеловав в нос, а он лизнул меня в щёку. Учителя переглянулись с недобрением, а потом, когда я устроил щенку постель в своей комнате, они ввалились ко мне все семеро. У меня зарябило в глазах от их плащей и сердце сжалось - как будто мне предстояла порка за какую-то провинность.
- Принц, мы пришли к выводу, что сердце ваше полно непозволительной для Наследника Империи чувствительностью,- сказал Реваз, Алый Маг Арка.
- Если дело пойдёт так и дальше, вы не сможете с должной твёрдостью держать в руках бразды правления,- подхватила Сежес, Голубая из Лива. Её словам я удивился - она казалась сердечнее прочих...
- Пойдёмте, ваше высочество. Вам предстоит ещё один урок,- Гахлан, Оранжевый, твёрдо взял меня за руку. Сежес подхватила жалобно взвизгнувшего щенка.
...Мы пришли на ристалище. Камень боевого жертвенника был чёрен и пуст. Моего щенка в один миг прикрутили к бронзовым скобам.
- Лиши его жизни,- приказал Сежес, подавая мне кривой жертвенный нож.
Императоры не плачут. Но тогда мне пришлось собрать всю волю, чтобы сказать "нет!"
- Это необходимо, мой принц,- проскрипел Гахлан. - Жестокость - единственная опора власти. Ваше сердце должно быть из камня. Тогда и только тогда сможет процветать Империя под вашим началом!
- Ему надо помочь,- вдруг проговорила Сежес. И - я даже оглянуться не успел - выхватила откуда-то из-под плаща бронзовую обрядовую дубинку. Р-раз!- щенок забился, завизжал и заскулил. Из раны на лапе торчал обломок кости; кровь растекалась по камню.
Я не закричал. Я был Императором уже тогда, хотя и без короны.
- Добей его,- сказала мне Сежес, вкладывая жертвенный нож мне в руку.
Я ударил, метя раскрыть ей живот от паха до пупка, как учили.
Раздался дружный смех. Волшебница с лёгкостью отбила мой выпад, отвесив в ответ полновесную оплеуху, так что я покатился по песку.
- Вставайте, принц,- Сежес улыбалась. - вставайте и, если вы любите это никчёмное создание, прекратите его мучения.
Слово "любите" прозвучало в её устах точно грязное ругательство. И это притом, что она была красива, очень красива, и молода, как я теперь понимаю. У неё были дивные глаза - прислуга болтала, что бабка Сежес была пленной эльфийкой, "ельфой", как её называли кухарки и горничные.
Щенок уже не визжал, а сдавленно хрипел. Сежес тремя ударми перебила ему остальные лапы.
И тогда... тогда я почувствовал, что плачу. И ударил - прямо в горло моего щенка, которому я даже не успел придумать имя.
Меня обрызгало кровью.
Я не стал жаловаться на наставников. За этим могла последовать только порка и ничего более. Но в тот день я поклялся, что отомщу.
...Подобное повторялось ещё несколько раз. Щенки, котята, птицы - я должен был убивать их. Не всегда они ждали меня, привязанные к жертвеннику. Иногда я должен был сам ловить их, очумело метавшихся по арене. Сежес ставила большие песочные часы и, если я не укладывался в отведённое время, порка бывала весьма жестокой.
...Через месяц после щенка мне впервые привели пленных детишек- Дану.
Их было пятеро. Крошечный младенец. Две малышки, сейчас я понимаю, что одной было годика три, другой - около пяти. Мальчишка, мой ровесник. И - самая старшая из всех, девчонка лет тринадцати.
...Тупой меч в моих руках. Словно хлыст, хлещет голос Сежес:
- Убей их всех! Начни с девчонки!
Её чёрные волосы криво и неровно срезаны. Высокая шея открыта. Смешно и трогательно торчат острые уши. А я... я уже не тот, что жалел щенка. Вдобавок они - Дану, наши извечные и кровные враги.
Сейчас мне кажется, что я ничего не чувствовал. Но это, конечно, не так.
Девчонка стояла, презрительно глядя на меня. У неё одной из всех руки были скручены за спиной.
- Ну и слабак же ты,- процедила она на нашем языке. - Выходишь драться, лишь когда врага уже связали! - И она плюнула мне в лицо.
В тот же миг мальчишка бросился на меня. Кажется, он что-то кричал... Он мне здорово помог - сработали боевые инстинкты, я разорвал ему мечом весь живот.
Меня вырвало. Рвота была мучительной, с болью и судорогами, наверное, я бы не устоял, если б не страшный голос Сежес:
- Убей их всех!..
Мальчишка-Дану корчился на земле; меня опьяняла кровь, не помня себя, я кинулся к связанной девчонке, замахнулся, ударил...
Мой меч был тупым и иззубренным (как я теперь понимаю, для того, чтобы причинить жертвам ещё бульшие муки. Дану упала с рассечённой шеей, а я... я повернулся к малышам.
Девочки прижались друг к другу, с ужасом глядя на меня. Однако ни одна из них не заплакала и не закричал - даже когда мой специально затуплённый клинок кромсал их на части.
Потом я долго болел. По ночам мне снились кошмары.
А когда выздоровел. И, когда мне вторично привели детей-Дану, убил их уже без особого трепета..."
Император неподвижно лежал на постели. Невидящие глаза смотрели в потолок. За дверью - он чувствовал - ждала напуганная его гневом челядь. За стенами замка спала Империя, ничего не знающая о чёрных воспоминаниях своего повелителя.
Ночь пройдёт. Настанет день с его неизбывными делами. Сейчас осень, пора охот, благородные сословия разъехались по своим замкам - успеть отвести душу, пока не ударили Гибельные Ливни. Имперский Совет не соберётся ранее зимы.
Нет, сегодня ему всё равно уже не уснуть. Бронзовый колокольчик тихонько звякнул и в покой тотчас же ворвалась орда слуг.
- Ванну, всё чистое, быстро!- вполголоса, сквозь зубы приказал владыка полумира.
Ненавижу этих волшебников. Ненавижу. Чувствуешь себя донельзя грязным, стоит лишь мимоходом коснуться их делишек.
Семь Орденов держали под неусыпным надзором любое магическое движение в Империи. Семь - хотя на самом деле их было восемь, восьмой, Нерг, считался не имеющим цвета, его адепты держались особняком, не слишком вмешиваясь в дела окружающего мира. Они преследовали свои собственные цели, неведомые ни простым смертным, ни даже собратьям- Магам. Они получали свою долю дохордов с Империи, всегда исправно выступали на её защиту, но своего посла при дворе не держали. Не было адептов Нерга и среди учителей Императора. Все попытки разузнать, чем занимаются в Бесцветной Башне, как именовалась твердыня этого Ордена, оканчивались провалом. И, насколько было известно Императору, остальные Семь Орденов тоже не слишком преуспели в этом - хотя кто мождет быть уверен, что эти, добытые невероятной ценой сведения на деле не представляли собой обычный обман?..
Император невидяще глядел прямо перед собой, сцепив руки и сдвинув брови. Больше ему ничего не оставалось делать. Ему, повелителю огромных пространств, по чьему слову шли в бой многотысячные армии, приходилось укрываться от недреманного ока Семицветных Башен, использовать людей там, где с успехом справилось бы немудрённое волшебство. Но иного выхода не оставалось.
Он не сомневался, что окружён соглядатаями. Три четверти его слуг наверняка шионы Башен. Их можно менять хоть каждый день - Сежес и ей подобные тотчас же завербуют и новых. Император знал это. И потому не пытался ни от кого избавиться, хотя не раз замечал, что его письма перлюстрируются, и знал, кем именно.
Его почти никогда не оставляли наедине с самим собой. Только в библиотеке и опочивальне. Да и то - всё та же Сежес допытывалась, чем прогневали повелителя его наложницы, отчего он избегает их? Они ему надоели?- все будут казнены и заменены новыми по первому его слову.
Она не женщина. Даже не суккуб. Она... она... наверное, она вообще не человек, она из Каменного Народа, что признают и поклоняются одной лишь Целесообразности. Сколько там девчонок в Доме Удовольствий? Триста, пятьсот, тысяча? Императору не положено отягощать свою царственную память подобными мелочами.
Сейчас он всего лишь пленник собственного дворца. О да, наступит время, и он сам будет отдавать приказы, будет карать и миловать, как его отец... хотя был ли отец свободен в своих решениях? Быть может, это одна лишь видимость?
- Охрану!- он знал, что отказываться от стражи бессмысленно. Капитан замковой гвардии просто не выполнит такой приказ. Пока он ещё подчиняется только Имперскому Совету. Пятьдесят одну неделю спустя он, Император, уже сможет ходить по городу инкогнито, но сейчас...
Два десятка могучих воинов на чёрных, как ночь, конях ждали Императора у ворот. Половина из них была Вольными, получившими имперское подданство. Каждый из них был проверен всеми семью Башнями; волшебники ручались за них. Эти Вольные происходили из потерпевшего поражение и рассеянного клана; защита Империи одна давала им шансы выжить и отомстить. Служили они не за страх, а за совесть.
Второй десяток составляли имперские арбалетчики; считалось, что меткостью они превзошли даже эльфов.
Кавалькада прогремела по опускному мосту, обрушиваясь во мрак спящей столицы.